А почему, собственно?
Сплю я и вижу сон. Будто приехал ко мне в гости мэр Омска Виктор Шрейдер. Весь такой серьезный, озабоченный благом народным, и харизмой от него веет. Посмотрел он квартиру, отодвинул шторы – на улицу выглянул, на кухню зашел. Да как закричит: «У вас, — говорит, — квартира ближе 50 метров от дороги. Из подвала сыростью и радоном тянет. От соседей сверху — топот и пьяные крики. На кухне вентиляция не работает. В ванной трубы старые. Выселяйтесь-ка вы к едреней фене на улицу, в экологически чистый двор. А квартиру вашу мы разломаем, потому что душа же болит за народ – ведь в каких условиях он живет!»
То, что для меня сон, для ООО «Дунфан» — реалии. Их восемнадцать теплиц к 31 мая были полностью демонтированы, потому что мэр обеспокоился здоровьем населения. В мэрии на разные лады рассказывают, как «Виктор Филиппович объезжал территорию города, увидел «это безобразие», возмутился и приказал прекратить». По официальной информации, снос осуществлялся по личному устному распоряжению Виктора Шрейдера. Мне казалось, снос временных сооружений относится к юрисдикции администрации округа. По словам самого мэра, причиной его давнего конфликта с Валерием Рощупкиным было сокращение полномочий округов. Может, это хроническая мэрская болезнь: влезать в чужую компетенцию?
До сих пор в Омске действовал определенный порядок сноса временных сооружений: с принятием решений и выдачей предписаний, а сам демонтаж (вынос) — в присутствии комиссии. Посмотрите на территорию вокруг парка им 300-летия Омска: решение о выносе гаражей принято, но они все стоят – потому что процедура требует соблюдения набора формальностей. «Планету высокой моды» или комплекс на Гагарина, вылезшие за «красную линию», тоже никто не сносит. Неужели мэр рассчитывал устрашить сильных, избивая тех, кто сдачи не даст? Вряд ли.
Кладбищенской земляники крупнее и слаще нет
Цветаева пробовала клабищенскую землянику, как и многие в детстве. Не припомню ни одного «летального исхода» этих тайных сборов ягод. Да и помидоры «Дунфана» в 30 метрах от кладбища росли себе преспокойно больше пяти лет и ни разу не вызвали ничьих нареканий. Я не сторонник выращивания овощей на погостах или рядом с ними. Может, их там вообще для красоты высадили. Я за соблюдение правил. И если это было незаконно, а омичей кормили отравой, горожане вправе знать, кто виноват и как он за это ответил. Но в рапортах о Великой Помидорной Виктории Шрейдера ни слова не говорится о реально выявленных отклонениях продукции от нормы — только цитаты о потенциальной угрозе. Санврачи подтверждают, что в выращенных китайцами помидорах никаких «опасных превышений» обнаружено не было. Вице-мэр Александр Голев считает, что отсутствие данных о вредных ингредиентах ничего не означает: «Все проконтролировать невозможно, может быть, были вредные помидоры, может, они их продавали через бабушек». Кстати, почти вплотную к тому же кладбищу примыкают поля и частные участки, которым «пока можно».
Все претензии к овощеводам возникли исключительно из-за географической близости к погосту. На сайте мэрии написано, что санитарно-защитная зона должна быть не менее 500 метров. По федеральному закону о погребении, расстояние между границами жилой зоны и действующего погоста площадью до 20 гектаров должно быть не менее 300 метров, от 20 до 40 гектаров – 500 метров. Какой должна быть санитарная зона Северо-Восточного кладбища, площадью 120 гектаров, сказать сложно, потому что оно просто не соответствует федеральному закону – его площадь втрое превышает предельную. Впрочем, это кладбище все равно является закрытым, а для таких существуют свои нормы. В ряде региональных законов, написанных с учетом требований эпидемиологов, санитарная зона закрытых кладбищ составляет от 50 до 100 метров. Похоже, кто-то лукавит: сто метров санитарной зоны – это не полкилометра. К тому же, если кладбище создавалось в соответствии с санитарными нормативами, то захоронения заглублены на полтора метра и более, а грунтовые воды протекают на глубине не менее двух метров (до такой глубины помидоры не дорастают). По закону, надзор за соблюдением санитарных и экологических норм осуществляют соответствующие федеральные ведомства. Местное самоуправление вмешивается, если на его территории выявлено и доказано неблагоприятное воздействие мест захоронения на окружающую среду и здоровье человека.
Или право имею?
Утверждая свое право на снос теплиц, представители мэрии ссылаются на предписание главного санитарного врача области Юрия Ерофеева. Действительно, еще в апреле новый главный санврач объявил о нарушении тепличниками, арендующими землю у ОПХ «Омского», санитарно-гигиенических норм – теплицы стояли в 30 метрах от границы кладбища. Владельцам теплиц предложили до 16 мая представить в Роспотребнадзор документы о землеотводе и применении ядохимикатов (?). По словам санврачей, документов о согласовании размещения теплиц не оказалось, однако предписания о сносе никто не выдавал. ООО «Дунфан» было предложено до 18 мая прекратить эксплуатацию теплиц на этом месте для выращивания сельхозпродукции. Сооружения разрешалось использовать для других, не противоречащих закону, целей – на усмотрение владельцев. По словам Андрея Сердюкова из Роспотребнадзора, на каком основании сносились теплицы – неизвестно, но санитарное ведомство этого не требовало.
По мнению юристов, если ООО «Дунфан» имело договор об аренде земли, никто не имел права сносить его строения. Если договора не было, только собственник земли мог потребовать добровольного сноса самовольно построенных теплиц, а при отказе – обращаться в суд. Предпринятые действия юристы оценивают, как самоуправство чиновников, которые были уверены, что это не будет оспариваться в суде. По словам правозащитников, овощеводы должны были сразу же вызывать милицию, которая обязана пресекать противоправные действия. Ведь исполнители устного распоряжения мэра не смогли бы предъявить никакого документа.
А где ваш документ?
«Фактической бумаги» или хотя бы ее номера в мэрии найти не удалось. Чиновники говорят, что письменного распоряжения мэра вообще не существует. Рабочие действовали по приказу, вроде бы, главы Центрального округа Владимира Казимирова. У него вопрос о законности сноса и о принадлежности земли под теплицами вызвал какое-то смущение: «Я там работал не сам, я по поручению… Вообще-то наше только кладбище, а земля – Омского района».
«Да, земля Омского района, — подтвердил вице-мэр Александр Голев. – Но что вы посоветуете делать, если травили горожан?» Мой вопрос о соблюдении закона он, вероятно, счел дурацким: «Есть точка зрения закона – и есть точка зрения здоровья!». Спорить с революционной целесообразностью всегда трудно, а уж когда власть решила огнем и мечом (точнее, кувалдой и бульдозером) насадить заботу об овощном благополучии – тем более. Безмолвие хозяев земли не удивляет – они по привычке воспринимают Виктора Шрейдера, как длань губернаторскую, и не возражают против его захода на территорию области. Странно будет, если губернатор снесет такое нарушение своего суверенитета, а ведь и город, и районы – «сюзерены области».
Теоретически, у мэра есть право на человеческие эмоции, но оно подчиняется обязанности принимать только обоснованные и законные решения. Как показывает практика, горожане отнюдь не безропотны. Владелец пострадавшего в рытвине автомобиля добился у Ленинского округа возмещения ущерба. Не станет терпеть и хозяин снесенного под горячую руку гаража. Предприниматель, у которого сносят ларек, пойдет в суд и впендюрит такой иск об ущербе, что мало не покажется. Почему же с «Дунфаном» можно? Неужели потому, что там – иностранная и безгласная рабочая сила? Да, они не собираются ничего доказывать и пакуют чемоданы, чтобы вернуться домой.
Впрочем, прекращение строительства мультиплекса с триумфальным сносом забора у «Маяковского» (тоже по устному распоряжению мэра) проглочены владельцами — столичными деятелями, которые от греха подальше согласились на новую площадку. «Договорились» – магическое омское слово.
А он всем нравится
Когда Евгений Белов ехал на Урал и там договаривался о поставках «труб для ЖКХ» на эксклюзивных условиях, это не нравилось только нескольким юридически подкованным горожанам да оппозиции. Через четыре года и после «свержения» Белова это уже активно не нравится новому мэру и солидарному с ним предпринимательскому сообществу. В то же время поездка Виктора Шрейдера в Москву и заключение без всяких тендеров сделки по дорожной технике на много миллионов рублей почему-то всех устраивает. Все критикуют раздачу строительных площадок прежним мэром и главным архитектором, но одобряют договоры нового мэра с московскими компаниями с обещаниями площадок и упрощения процедур. Как раздраженно сказал мне один местный строитель, омские бизнесмены молчат, потому что рассчитывают за это молчание получить свое местечко в ряду «уполномоченных», с которыми заключают прямые договоры, выделяют квоты и предоставляют преференции.
В Горсовете после оглашения отчета об исполнении бюджета города в 2004 году депутаты из «околомэрского большинства» с благостными лицами умиротворенно говорили: «Это первый объективный анализ за четыре года». Осталось подождать еще четыре года (или уже пять?) – и Горсовет снова умилится объективному отчету.
В фильме «Москва слезам не верит» герой Басова говорит: «Только в сорок лет и начинается жизнь». В Омске другие правила: «Только после снятия мэра и начинается объективность».
Иллюстрация — с сайта http://www.cherry-design.ru
Loading...